На игле - Страница 10

Рентс тележит что-то про «Галилея» , «Мамашу Кураж» , «Ваала» и прочую хероту. На баб это производит впечатление. Какой же я дурак! У этого распиздяя, видно, свои методы. Удивительный мир. Да, Шаймон, глажам швоим не верю. Я тозэ, Шон.

Индийские манды отправляются на шоу, но соглашаются раздавить со мной по стаканчику в «Диконсе» после представления. Рентс даже на это не способен. Гы-гы-гы, и всё. Усраться, и не жить. Он забил стрелу с мисс Могадон, милашкой Хейзел… придётся развлекать обеих цыпок… если хочу выпендриться. Я ведь занятой человек. Долг превыше вшего, правда, Шон? Шовершенно верно, Шаймон.

Рентс откалывается, пусть идёт и доканывает себя наркотой. До чего всё-таки ебанутые у меня друзья! Картошка, Второй Призёр, Бегби, Метти, Томми: эти полудурки олицетворяют собой О-Г-Р-А-Н-И-Ч-Е-Н-Н-О-С-Т-Ь. Крайне «ограниченная компания». Я сыт по горло всеми этими неудачниками, безнадёгами, подонками, шизоидами, торчками и прочей нечистью. Я энергичный молодой человек, движущийся только вверх и всегда идущий напролом, напролом, напролом…

…социалисты долдонят о товарищах, классе, профсоюзах и обществе. Ебал я их всех в рот. Тори — о работодателях, стране, семье. Этих тоже во все дыры. Это я, я, Я, ёб вашу мать, Саймон Дэвид Уильямсон, НУМЕРО УНО, БЛЯДЬ, один против всего мира, и это игра в одни ворота. Всё так охуительно просто… Ебать их всех. Я вошхищаюш твоим бежудержным индивидуалижмом, Шаймон. В молодошти я тоже был таким, как ты. Шпашибо на добром шлове, Шон. Мне уже об этом говорили.

Фу… прыщавый поц в шарфе с червами… да, сегодня эти суки разгуливают, как у себя дома. Вы только посмотрите на него: полное отрицание стиля. Я бы скорее отправил свою сестрёнку в бордель, чем разрешил своему брату нацепить шарф с червами… вау, по курсу сногсшибательная тёлка… рюкзачок, бронзовый загар… ам-ням-ням… соси, еби, соси, еби… все мы терпим провал…

…куда податься… согнать три пота в тренажёрном зале, у них там сейчас сауна и солярий… накачать мышцы… героиновые отходняки — не более чем неприятное воспоминание. Клёвые чувихи, Марианна, Андреа, Эли… с кем я оттянусь сегодня вечером? Кто из них лучше ебётся? Хотя, какая, в принципе, разница! Я вполне могу найти кого-нибудь и в клубе. Движение — это магия. Три команды: женщины, натуралы и голубые. Голубые охотятся за натуралами — этакими клубными вышибалами с громадными бицепсами и храбростью во хмелю. Натуралы охотятся за женщинами, которые балдеют от грациозных, изнеженных гомосеков. Никто не полушает того, шего хошет. Кроме наш ш тобой, правда, Шон? Шовершенно верно, Шаймон.

Надеюсь, там не будет того гомика, который клеился ко мне в прошлый раз. В кафе он сказал мне, что у него ВИЧ, но это же не смертный приговор, и он превосходно себя чувствует. Какой идиот станет рассказывать об этом первому встречному? Пиздит, наверное.

Ебливый педрила… кстати, вспомнил, надо купить презиков… впрочем, в Эдинбурге от девиц СПИДом не заразишься. Правда, говорят, малой Гогси заразился от одной, но мне всё-таки кажется, что он с этой кралей немножечко занимался дряневарением и веноширянием. Если же ты не двигаешься одним шприцом со всякими там Рентонами, Картошками, Свонни и Сикерами, то можешь ни о чём не беспокоиться… хотя… зачем искушать судьбу… а почему бы и не поискушать… во всяком случае, я жив и здоров, и до тех пор, пока я ещё буду способен подцепить тёлку с её мандой и всё такое прочее, всё остальное для меня — ёбаный НОЛЬ, заполняющий эту большую ЧЁРНУЮ ДЫРУ, похожую на сжатый кулак в центре моей чёртовой груди…

Публичное взросление

Несмотря на несомненное чувство обиды, исходившее от матери, Нина никак не могла взять в толк, в чём же она провинилась. Эти сигналы приводили её в смятение. Вначале: «Уйди с дороги»; а потом: «Чего стоишь, как столб?» Родственники выстроили невидимую стену вокруг её тётушки Алисы. С того места, где она сидела, Нина не могла видеть Алисы, но нервный шёпот, доносившийся через всю комнату, известил её о том, что тётя где-то рядом.

Мать поймала её взгляд. Она уставилась на Нину, словно голова гидры. Сквозь «ну-ну-успокойся» и «он-был-хорошим-человеком» Нина расслышала, как мать изрекла: «Чаю».

Она сделала вид, что не услышала этого сигнала, но мать настойчиво прошипела через всю комнату, направляя свои слова в Нину, подобно тонкой струе:

— Ещё чаю.

Нина уронила свой номер «НМЭ» на пол. Она встала с кресла, подошла к большому обеденному столу и взяла поднос, на котором стоял чайник и почти пустой кувшин молока.

Через открытую дверь на кухню она посмотрела в зеркало на своё лицо и остановила взгляд на прыщике над верхней губой. Её чёрные волосы, подстриженные косым клином, казались жирными, хотя она их помыла накануне вечером. Она почесала живот, раздувшийся от жидкости. Значит, скоро месячные. Вот невезение.

Нина не могла участвовать в этом странном торжестве скорби. Всё это её напрягало. Нечаянное безразличие, с каким она отнеслась к смерти дядюшки Энди, было только отчасти напускным. Когда Нина была маленькой, она любила его больше всех, и дядя её всегда смешил, по крайней мере, все так говорили. И, с одной стороны, она об этом помнила. Всё это, конечно, было: шутки, щекотка, игры, сколько угодно мороженого и конфет. Однако она не могла найти никакой эмоциональной связи между собой теперешней и собой тогдашней и поэтому не ощущала никакой эмоциональной связи с Энди. Когда её родственники рассказывали о её детстве и младенчестве, она смущённо поёживалась. Это казалось ей полным отречением от самой себя, какой она была сейчас. Более того, это её напрягало.