— Не твоё дело, — сказал он, но уже не так нагло.
И тогда на Томми набросилась его тётка.
— Это мой мужик! Ты говоришь с моим мужиком, ёб твою мать! — Томми настолько опешил, что не успел увернуться, когда она наклонилась к нему и запустила ногти ему в лицо.
Ну, а потом пошло-поехало. Томми встал и захуярил парню в морду. Он свалился со стула на пол. Я тоже вскочил и подбежал к патлатому. Сначала заехал ему в челюсть, потом схватил за патлы, блядь, наклонил чердак и несколько раз захерячил с носока по фейсу.
Один раз он поставил блок, а второй удар был несильным, потому что я был в кроссах. Он замахал руками и вырвался. Попятился назад: рожа вся красная, ни фига не догоняет. Он мог бы навалять мне, на раз, а он просто стоял, расставив руки.
— Что за хуйня?
— Шутка! — сказал я.
— Шутка? — чувак совершенно охуел.
— Я звоню в полицию! Все вышли отсюда, или я звоню в полицию! — закричал бармен и для пущего эффекта снял трубку.
— Никаких разборок, пацаны, — грозно приказал жирный урел из команды игроков в «дартс». У него была полная пригоршня стрелок.
— Я тут ни при чём, брат, — сказал мне патлатый.
— Значит, я типа как обознался, — ответил я.
Тётка с мужиком, которые заварили, на хуй, всю эту кашу, — мы ж просто хотели спокойно выпить, — украдкой прошмыгнули в дверь.
— Суки ёбаные! Это мой мужик, — крикнула она нам напоследок.
Томми опустил руку мне на плечо.
— Пошли отсюда, Сэкс, — сказал он.
Жирный мудак из команды игроков в «дартс», он был в красной майке с названием бара, мишенью и надписью «Стью» внизу, ещё не всё сказал.
— Больше не приходите сюда и не устраивайте бузы. Это не ваш бар. Я вас видел. Вы корешитесь с тем рыжим и с Уильямсоном, который с косичкой. Они конченые наркоманы. Нам тут не надо этой швали.
— Мы не принимаем наркотиков, браток, — сказал Томми.
— Угу. Только не в этом баре, — продолжал жирный.
— Ладно, Стью. Ребята не виноваты. Это всё тот мудак Алан Вентерс со своей чувихой. Уж они-то точно сидят на игле. Ты же знаешь, — сказал другой чувак с редкими светлыми волосами.
— Пускай выясняют отношения у себя дома, а не в баре, — сказал первый.
— Семейная ссора. Только и всего. Не надо напрягать людей, которые просто пришли выпить, и всё такое, — согласился белобрысый.
Худшее осталось позади. Я боялся, что они пойдут за нами, и поэтому шёл быстро, а Томми отставал.
— Куда тебя несёт?
— Отъебись. Пошли скорее.
Мы выползли на улицу. Я оглянулся: из бара никто не вышел. Впереди мы увидели эту чокнутую парочку.
— Надо бы расквитаться с этим козлом, — сказал Томми, уже готовый бежать за ними. Я заметил, что подошёл автобус. 22-й. Нам катит.
— Брось, Томми. Наш автобус. Поехали. — Мы побежали на остановку и сели на автобус. Поднялись на второй этаж и прошли в самый конец салона, хотя нам всего несколько остановок.
— Что у меня с лицом? — спросил Томми, когда мы сели.
— Как обычно. Полный пиздец. Даже лучше стало, — сказал я ему.
Он посмотрел на своё отражение в окне.
— Ёбаная тварь, — выругался он.
— Пара ёбаных тварей, — поправил его я.
Томми был прав, что ударил чувака, а не чувиху, хотя его ударила она, а не он. В своё время я натворил кучу вещей, за которые мне теперь стыдно, но я никогда в жизни не бил чувих. А всё, что говорит Кэрол, это пиздёж. Она говорит, что я применяю к ней насилие, но я никогда её не бил. Я просто держал её, чтобы можно было поговорить. Она говорит, что удерживать — это всё равно, что бить, и что это тоже насилие. Я так не думаю. Я просто хотел придержать её, чтобы поговорить.
Когда я рассказал об этом Рентсу, он сказал, что Кэрол права. Я сказал, что она может приходить и уходить, когда ей угодно. Я, конечно, спиздел. Просто я хотел поговорить с ней. Франко со мной согласился. «Ты просто никогда не жил с тёткой», — сказали мы ему.
В автобусе мне стало тошно и муторно. Наверно, Томми тоже, потому что мы больше не разговаривали. Но утром мы забуримся вместе с Рентсом, Попрошайкой, Картошкой, Дохлым и всей толпой в какой-нибудь кабак и будем дружно заливать о своих подвигах.
Картошка и Рентон сидели в баре в «Королевской миле». Заведение косило под американский тематический бар, но весьма отдалённо: это было сумасшедшее нагромождение антиквариата.
— Какой ёбнутый придурок, это самое, пошлёт нас с тобой на одну и ту же работу? — спрашивал Картошка, прихлёбывая свой «гиннесс».
— Для меня это полный пиздец, чувак. Не надо мне никакой работы, бля. Это будет кошмар! — Рентон покачал головой.
— Да уж, классно было бы, это самое, ширяться и дальше, угу?
— Только не вздумай сорвать собеседование, Картоха, а то эти суки настучат на биржу, и те ублюдки не будут платить тебе бабла. В Лондоне со мной такое уже было. Тут надо быть на стрёме.
— Ага… А что мне тогда типа делать?
— Надо сделать вид, будто ты хочешь работать, и в то же время сорвать на хуй собеседование. Если не будешь лохом, они не сумеют ни хера с тобой сделать. Надо быть самим собой и честно обо всём рассказать — тогда они никогда не дадут тебе никакой ебучей работы. Но если ты будешь сидеть и молчать, то эти ублюдки сразу пошлют тебя на биржу. Они скажут: этого чувака нельзя трогать.
— Для меня это трудно, чувак… Врубаешься? Трудно всё это провернуть… это самое. Я типа могу перетрухать, врубаешься?
— Томми принесёт «спида». Когда у тебя собеседование?