На игле - Страница 37

Я заметил папика Рентса, его братьев и племянников. Рентсов брательник Билли тоже тут как тут. Папик Рентса — настоящий «мыловар», но он больше в этом не участвует. Однако его семья из Глазго увлекается этими делами, а семья для Рентсова папика многое значит. Рентс не водится с этими чуваками; даже, это самое, типа как ненавидит их. Он не любит говорить об этом. А вот Билли наоборот. Ему нравятся все эти оранжевые расклады, он типа из команды джамбо-гуннов. Он кивнул мне, но не думаю, что он меня и вправду уважает, хотя.

— Привет, Денни! — говорит мистер Р.

— Э… здоруво, Дэви, здоруво. Чё слыхать от Марка?

— Ничего. Видать, у него всё в порядке. Он дает о себе знать, только когда ему чего-то надо, — он сказал это и в шутку и всерьёз, а его молодые племяши тааак на нас посмотрели, что мы скромно сели в уголке возле выхода.

Плохи дела…

Рядом с нами сидят какие-то психи. Одни бритоголовые, другие — нет. У одних акцент шотландский, у других — английский, у третьих — белфастский. Один парень в футболке с нарисованной отвёрткой, другой — в кепке с надписью типа «Ольстер — Британии». Они затягивают песню, это самое, про Бобби Сэндса. Я плохо разбираюсь в политике, но мне кажется, Сэндс был смелым чуваком, это самое, и никого никогда не убивал. Чтобы так умереть, надо иметь мужество, правда?

Один парень, тот, что с отвёрткой, изо всех сил пытается поймать мой взгляд, а я так же отчаянно пытаюсь от него увернуться. Это становится не так просто, когда они запевают: «На флаге Британии нет чёрного цвета». Мы стараемся соблюдать хладнокровие, но от этого тигра никуда не скроешься. Он выпустил когти. Он рычит на Дода.

— Эй, черномазий! Куда ти, бляддь, смотришь?

— Пошёл в пизду, — ухмыляется Дод. Он и раньше всегда так поступал. В отличие от меня. Это самое, тяжко.

Я слышал, как какой-то чувак из Глазго говорил, что эти чуваки типа не настоящие оранжевые, что они нацики и всё такое, но большинство этих оранжевых ублюдков в баре, это самое, поддерживали их и натравливали.

Они хором запели:

— Чёрный ублюдок! Чёрный ублюдок!

Дод встаёт и подходит к их столу. Я вижу, как меняется выражение насмешливого, перекошенного лица «Отвёртки», когда он одновременно со мной понимает, что у Дода в руке тяжёлый поднос для пивных кружек… это уже насилие… труба дело…

…он бац этим подносом «Отвёртку» по голове и типа как разбивает ему чердак, и чувак валится со стула на пол. Я типа как задрожал от страха, здорово перетрухал, брат, и какой-то чувак подпрыгивает к Доду, и они его хлоп на землю, так что мне пришлось вмешаться. Я беру кружку и бух по челюсти «Красной Руке Ольстера», он хватается за голову, хотя кружка, это самое, даже не разбилась, но какой-то парень бьёт меня кулаком в живот с такой силой, что мне кажется, будто меня пырнули ножом, брат…

— Мочите этого ирландского ублюдка! — орёт какой-то чувак, и они прижимают меня типа к стенке… я начинаю махать руками и ногами и ничего не чувствую… мне, это самое, типа как это даже нравится, брат, потому что это не настоящее насилие, как если, например, кто-то вроде Бегби начинает шизовать и всё такое, а это так, какая-то комедия… это самое, я типа как не умею по-настоящему драться, но эти пацаны тоже, по-моему, ни ахти как дерутся… по-моему, они только мешают друг другу…

Я не врублюсь, что произошло. Наверно, их оттащили от меня Дэви Рентон, Рентсов папик, и Билли, его брат, потому что следующее, что я помню, это как я типа тащу на улицу Дода, а вид у него очень помятый. Я слышу, как Билли говорит:

— Выводи его, Картошка. Выводи его, блядь, на улицу.

Теперь я начинаю чувствовать боль во всём теле и типа как реву от злости и страха, но больше всего от обиды…

— Это… это самое… блядство… это, это…

Доду нехило перепало. Я перевожу его через дорогу. Нам что-то кричат вдогонку. Я смотрю на дверь На-На и боюсь обернуться. Мы вошли. Я помогаю Доду подняться по лестнице. У него кровь на боку и на руке.

Я вызываю скорую, а На-На причитает, качая головой:

— Что они с тобой, блин, сделали, сынок… когда ж они оставят тебя в покое, мой мальчик… ещё когда он учился в школе, в этой грёбаной школе…

Я страшно злой, брат, и знаешь на кого? На На-На. Имея такого сына, как Дод, ты думаешь, На-На врубается, каково тем, кто отличается от других, это самое, кто чем-нибудь выделяется? Типа как та тётка с пятном от вина… но некоторые люди просто пышут ненавистью, и к чему всё это приводит, брат? К чему это, блядь, приводит, а?

Я отвожу Дода в больницу. Его раны оказались не такими типа серьёзными, как казались. Я вхожу в палату и вижу его на каталке, после того, как его типа как залатали.

— Всё нормально, Денни. Бывало и похлеще. Это только цветочки. Дальше будет ещё хуже.

— Не говори так, брат. Не говори так, понял?

Он смотрит на меня с таким видом, как будто мне никогда в жизни этого не понять, и возможно, он прав.

Первая палка за сто лет

Почти весь день они курили шмаль. А сейчас сидят и бухают в занюханном хромово-неоновом гадюшнике для съёма. Бар ломится от разнообразных дорогих напитков, но здесь и в помине нет той «коктейльной» утончённости, которую он якобы подразумевает.

Люди приходят сюда по одной-единственной причине. Впрочем, ночь только начинается, и пока ещё не так заметно, что пьянство, разговоры и музыка служат для них всего лишь удобным предлогом.

План с алкоголем разожгли отходняковое либидо Картошки и Рентона до немыслимой степени. Все женщины в баре (и даже некоторые мужчины) казалась им невероятно сексуальными. Они не могли сосредоточить внимание на одной особе, которая могла бы стать их потенциальной мишенью, поскольку их взгляд тотчас приковывала другая. Находясь здесь, каждый из них остро ощущал, как давно уже не трахался.