На игле - Страница 50

Миссис Мёрфи развернулась и выбежала из бара. Я видел её лицо: на нём было написано полное поражение. У неё не только забрали сына, но ещё и прилюдно очернили его. Мне было жалко эту женщину, и я ненавидел Франко.

— Она в прачечной работает, — прокомментировала матушка и с сожалением добавила, — но я её понимаю. Сына посадили в тюрьму, — она посмотрела на меня, качая головой. — Конечно, с детьми хлопотно, но без них тоже не жизнь. Кстати, как твой малыш, Фрэнк? — повернулась она к Бегби.

Я с содроганием подумал о том, как легко люди вроде моей мамы ведутся на таких психов, как Франко.

— Классно, миссис Рентон. Подрос чуток, бля.

— Зови меня Кейти. Какая я тебе миссис Рентон? Когда меня так называют, я чувствую себя старухой!

— Ты и есть старуха, — огрызнулся я. Она не обратила на это никакого внимания, и никто не засмеялся, даже Билли. А Бегби с Дохлым посмотрели на меня так же неодобрительно, как смотрят дядья на дерзкого племяша, которого они не могут наказать. Я автоматически перешёл в тот же разряд, что и Бегбин бэбик.

— Вот пострелёнок, правда, Фрэнк? — спросила матушка у своего коллеги-родителя.

— Ага, совершенно верно. Я так и сказал Джу, говорю, если родишь девочку, можешь засунуть её обратно.

Я тут же представил себе «Джу»: серое лицо цвета овсяной каши, жирные волосы и тощее тело с обвисшей кожей, взгляд застывший, безучастный, мертвенный: не может ни улыбнуться, ни нахмуриться. Валиум успокаивает ей нервы, когда бэбик разражается очередным потоком душераздирающих воплей. Она будет любить своего малыша так же сильно, насколько Франко к нему безразличен. Это будет удушливая, потакающая, слепая, всепрощающая любовь, из-за которой ребёнок станет точной копией отца. Малютке было забито место в королевской тюрьме Сафтона, когда он ещё лежал у Джун в утробе, точно так же, как зародышу богатого ублюдка заранее приготовлено место в Итоне. А тем временем папаша Франко будет отвисать в кабаке, как он отвисает сейчас.

— Я сама скоро стану бабушкой! Господи, аж не верится, — мама посмотрела на Билли со страхом и гордостью. Он самодовольно ухмыльнулся. Как только он подцепил эту кралю Шерон, так сразу же превратился в любимого сыночка. Они даже забыли о том, что этот мудак приводил к нам в дом мусоров ещё чаще, чем я; по крайней мере, у меня хватало приличия на срать на порог собственного дома. Но теперь пиздец. Только потому, что он опять завербовался в эту ёбаную армию, на сей раз на целых шесть лет, и обрюхатил какую-то шлюху. Папикам следовало бы спросить его, на хера ему жена. Так нет же. Только самодовольно ухмыляются.

— Если родится девочка, Билли, скажи, чтоб засунула её обратно, — повторил Бегби, на сей раз менее внятно. Ему вставило спиртное. Ещё один мудак, хуй знает когда присевший на «синьку».

— Молоток, Франко, — Дохлый похлопал Бегби по спине, пытаясь приободрить его и выдавить из него ещё парочку классических Попрошайкиных глупостей. Мы собираем все его самые идиотские, самые сексистские и самые резкие выражения, чтобы потом стебаться над Бегби, когда его с нами нет. Мы хохочем до умопомрачения. В этой игре есть особая острота: стоит только представить себе, что он с нами сделает, если узнает об этом. Дохлый начал строить рожи у него за спиной. Когда-нибудь один из нас или мы оба зайдём так далеко, что он огреет нас кулаком или бутылкой или же подвергнет «дисциплине бейсбольной биты» (ещё одно из коронных Бегбиных выражений).

Мы поехали на такси в Лейт. Бегби стал жаловаться на «городские цены» и совершенно по-идиотски защищать Лейт как центр развлечений. Билли согласился с ним, потому что ему хотелось быть поближе к дому: он считал, что ему будет легче уломать свою беременную тёлку, если он позвонит ей из местного бара.

Дохлый любил страстно обличать Лейт, но я его опередил. Поэтому он с огромным удовольствием побежал к телефону вызывать такси. Мы забрели в бар в конце Лейт-уок, который мне никогда не нравился, но куда мы почему-то всегда забуриваемся. Бармен Жирный Малькольм выставил мне двойную водку за счёт заведения.

— Слышал, что ты отмазался. Молодчина.

Я пожал плечами. Пара олдовых парней носилась с Бегби, как с голливудской звездой, терпеливо внимая не самой смешной из его историй, которую они, к тому же, слышали уже несколько раз.

Дохлый вызвался угостить всех выпивкой и хвастливо замахал своими деньжатами.

— БИЛЛИ! «ЛАГЕР»? МИССИС РЕНТОН… Э, КЕЙТИ! ЧТО-ЧТО? ДЖИН С ЛИМОНОМ? — кричал он у стойки, развернувшись к угловому столику.

Я заметил, как Бегби, увлечённый заговорщицкой беседой со страшненьким квадратноголовым типом, от которого я бежал бы, как чёрт от ладана, незаметно сунул Дохлому капусты, чтобы тот купил ему бухла.

Билли по телефону препирался с Шерон.

— Мой ёбаный брательник отмазался от тюряги! Кража книг, нападение на сотрудника магазина, хранение наркотиков. Этот кент на свободе. Даже мама тут! Я имею право это отметить, ёб твою мать…

Наверно, он был в безвыходном положении, если ему пришлось приплетать любовь к брату.

— Вон Планета Обезьян, — прошептал мне Дохлый, кивнув на чувака, который сидел за соседним столиком. Он был похож на актёра массовки из того фильма. Он, как всегда, нажирался и искал себе собутыльника. Как назло, он поймал мой взгляд и тут же подошёл ко мне.

— Любишь лошадок? — спросил он.

— Не.

— А футбол? — промямлил он.

— Не.

— Ну, а рэгби? — в его голосе сквозило отчаяние.

— Нет, — ответил я. Трудно было сказать, хотел ли он меня снять или ему просто нужен был собутыльник. Наверно, он и сам этого не знал. Короче, он потерял ко мне интерес и повернулся к Дохлому.